Хаф улыбнулся и спросил:
— А теперь?
— Теперь — по-русски, — ответил я.
— Это парадокс, — сказал Хаф. — Пока ты не обращаешь внимания на систему понятий, Сеть работает с мыслительными контурами напрямую. Но как только ты требуешь явно указать кодировку, Сеть переключается на твой родной язык. При этом теряется точность представления информации, начинают проявляться шероховатости языка наподобие синонимов и омонимов… Но на нашем уровне нет нужды в языке. Мы можем принимать и передавать информацию во всей полноте, не утруждая себя ее кодированием.
— Телепатия? — спросил я.
— Это больше, чем телепатия, — ответил Хаф. — Все существа нашего уровня, подключенные к Сети, образуют единый коллективный разум. При этом каждый из нас сохраняет свою индивидуальность. Вся информация, которой обладает каждый из нас, доступна всем. Если перед тобой встал вопрос, ответ на который известен хотя бы одному существу в Сети, ты узнаешь этот ответ, как только сформулируешь вопрос. Сеть, по сути своей, есть единое информационное поле, объединяющие все разумы вселенной, способные с ним взаимодействовать.
— А перемещения из тела в тело? — спросил я. — На нашем уровне они поддерживаются?
— В них нет необходимости. На нашем уровне нет даже необходимости иметь какое-то определенное тело. Большинство разумов нашего уровня существуют отдельно от тел — либо внутри вегетативных разумов наподобие Вудстока, либо непосредственно в астральном пространстве. Собственно, Вудсток есть не что иное, как проекция астрального поля в пространство нервных цепей. Один и тот же узор можно изобразить и на стене, и на бумаге. Когда размер живого мозга превышает критическую величину, мозг становится астралом в миниатюре.
— Поэтому Вудсток не может перейти на следующий уровень?
— Это не главная причина. Главная причина в том, что мозг Вудстока слишком велик, чтобы сохранить в себе единую целостную личность. Время прохождения нервного сигнала из одного конца планеты в другой измеряется часами, мозг в таких условиях неизбежно распадается на отдельные фрагменты, не имеющие четких границ, тесно связанные друг с другом, теснее даже, чем разумы броуновцев, но все-таки независимые — в каждый момент времени.
Внезапно я осознал, что понимаю все, о чем говорит Хаф. Знание о том, как устроен Вудсток, открылось мне во всей полноте. Я понял, почему Вудсток не может перейти на следующий уровень, понял, как он создает виртуальную среду для своих гостей, понял все тонкости взаимодействия автономных фрагментов его гигантской аморфной личности, понял, откуда взялся тот агент, которого Вудсток подселил в мою душу, и еще то, что…
— Вудсток не имеет свободы воли, — сказал я. — Кластерная структура его мозга не позволяет испытывать сильные желания. Да и с эмоциями у него не все в порядке, сознание Вудстока слишком стабильно, чтобы зависеть от одной-единственной целевой функции… или даже нескольких…
Хаф улыбнулся, на этот раз его улыбка воспринималась не как оскал, а как нормальная добродушная улыбка. Впрочем, стоило мне заострить на этом внимание, как она превратилась в устрашающий вампирский оскал, а в моих виртуальных ушах раздался зловещий скрежет.
— Ты очень быстро адаптируешься, — сказал Хаф. — Видишь, у тебя уже состоялся первый полноценный контакт с Сетью. Пусть мимолетный, но все-таки контакт. Теперь ты понимаешь, что такое Сеть?
Я отрицательно помотал головой. Хаф снова рассмеялся.
— Давай лучше вернемся к Вудстоку, — сказал я. — Я правильно понимаю, что Вудсток — не совсем полноценный разум? Его память колоссальна, он может одновременно обдумывать миллионы различных вопросов, но это все-таки не столько личность, сколько компьютер.
— Между личностью и компьютером нет четкой границы, — сказал Хаф. — Достаточно сложный компьютер тоже способен испытывать эмоции. Но ты прав, Вудсток нельзя назвать полноценной личностью. Если его не трогать, он замкнется в себе и будет вечно переваривать свои повторяющиеся мысли, причем каждый раз они будут казаться новыми, потому что фрагмент сознания, в который пришла мысль, успел забыть ее много лет назад. Чтобы Вудсток занялся какой-то осмысленной деятельностью, его нужно все время подталкивать извне. С тех пор, как он подключился к Сети, это делает Сеть. Вудсток является как бы концентрированным выражением объединенной воли всей Сети в целом.
— Ну ты и замутил, — сказал я. — Голова пухнет.
— Когда твои контакты с Сетью станут постоянными, голова перестанет пухнуть, — сказал Хаф. — Концепции вроде этой очень трудно осознать, когда твое сознание работает автономно. Но со временем ты все поймешь.
— Хорошо, — сказал я. — Но есть вещи, которые я хочу понять немедленно. Вудсток выражает волю Сети. А воля Сети заключается в том, чтобы неограниченно расширяться?
— Не только, — ответил Хаф. — Расширение Сети действительно является одной из основных парадигм и Вудсток ее выражает.
— Поэтому он никогда не отказывается делиться знаниями?
— Да. Эта парадигма настолько глубоко проникла в его сознание, что противостоять ей решительно невозможно. Каждая порция знаний приближает существо к тому уровню, на котором оно сможет не просто паразитировать на Сети, но стать ее частью, стать одним из миллиардов разумов, которые все вместе образуют Сеть.
— Разве Сеть — не техническое устройство? — удивился я.
— С низшего уровня ее удобнее воспринимать так, — сказал Хаф. — Когда ты сам не являешься частью Сети, она воспринимается как нечто чуждое. В твоей системе понятий напрашивается ассоциация с техническим устройством, а уфсул подумал бы, что Сеть — это дух. На самом деле обе точки зрения имеют право на существование. Как и многие другие.